Во все века врачи дорожили своей клиентурой. Хорошая практика была, есть и будет залогом благосо­стояния эскулапа. Но прав автор, слова которого приве­дены в эпиграфе, привлекательность медицинской про­фессии и увеличение числа врачей неизбежно приводит к недостатку пациентов. И тогда, как пел Б. Окуджава: «... пряников сладких всегда не хватает на всех». Выход один - расширять «ареал расселения». Искать новые земли и новые страны, желательно с нежадным населе­нием.

   В ХVI— ХVII веках старушка Европа стала «тесной», и врачи устремились в русские земли, хотя попасть туда было достаточно сложно. Как ни странно, препоны для поездки в Москву ставили в основном сами европейцы. Доходило даже до пограничных блокад. Русские отве­чали той же монетой — «...чинили препятствия выезду иностранцев из Руси». За просьбы о выезде из России на родину можно было и в тюрьму угодить. Поступил на службу — служи! Но, несмотря ни на что, желаю­щих работать в Московии было много. Платили здесь хорошо. Европейские врачи «полюбили» Русь. Страну богатую и... темную. Лидерами «врачебного корпуса мира» того времени принято считать немцев, но это не совсем правильно. На Руси долгое время «немцами» называли всех иностранцев без исключения: и немцев, и голландцев, и шведов, и литовцев.

Как бы то ни было, но иностранцы еще при сыне Ивана III, Василии, прочно осели в Немецкой слободе под Москвой. (Эту местность еще называли Кукуй, а ее жителей — кукуйскими немцами. Но чаще звучало другое название — «наливайка», так как здесь были сосредоточены и питейные заведения.)

Связанные корпоративными интересами иностранные врачи и аптекари успешно монополизировали медицинскую отрасль, тем более что с конца XVI века руководство Аптекарским приказом — главным медицинским ведомством России — было сосредоточено в их руках. Положение иностранцев было неуязвимым, так как они имели дипломы европейских университетов. Славянам путь в медицину «был заказан». Правда, иногда случались и исключения. Не все иностранцы оказывались русофобами.

Истории известен поступок «кукуйского немца» Ягана (Иогана) Маркуса Гладебаха, состоявшего в ранге «царского лекаря». К нему в обучение в 1668 г. поступил Петр Григорьев. По контракту он обязался служить Гладебаху «за хлеб и науку» в течение четырех лет, исполняя все его поручения. За это Яган Маркус обязался выдать Григорьеву все необходимые для профессиональной врачебной деятельности бумаги.

Учеником Петр был старательным. В последний год обучения он даже успешно практиковал под присмотром учителя. В 1671 г. у Гладебаха истек срок контракта, и он засобирался на родину. Так и ранее случалось, и оставались русские ученики вечными недоучками. В полном соответствии с пословицей: «Без бумажки ты букашка».

Будучи от природы человеком порядочным, Яган первым из иностранцев решил довести дело обучения до конца и помочь Петру получить врачебный диплом. Сложность была в том, что ни в Москве, ни в русском государстве вообще не было ни врачебного факультета, ни врачебных организаций. Как выразился Гладебах в свидетельской грамоте: «...нет дела нашего лекарского законного сборища». Но выход был найден. В сентябре 1672 г. ему удалось собрать иностранных лекарей и аптекарей, которые «… засвидетельствовали отличные аттестации, выданные «Его Царского Величества доктором Яганом Маркусом Гладебахом своему ученику Петру Григорьеву». Свидетельство подписал собственноручно Яган Розенбург, владелец Петрозаводского железоделательного завода, а также подписали и приложили личные печати «доктор Михайло Гралсон, придворный врач Симон Зоммер, аптекарь Ян Гутбиер и старший аптекарь в новой аптеке Яган Гутменен». Также свидетельствовали правдивость подписавших пять лютеранских пасторов — Бласент Фадерих, Яган Дидрих, Яган Готфрид, Григорий и Александр Юнги. Вот так Петр Григорьев первым из русских получил настоящий документ — врачебный диплом европейского образца, написанный на латыни. (Наверное, первый, выданный в России!)

Здесь уместно сделать небольшое отступление. На самом деле «прорубать окно в медицинскую профессию» аборигены земли Русской пытались и раньше. Считают, что первым, в 1512 г., степень доктора медицины в Падуанском университете получил белорусский первопечатник, уроженец Полоцка Франциск Скорина. Затем — длительный перерыв до 1583 года, когда магистерскую степень тот же университет присудил С. Петрицкому. Позднее, в 1627 г., в Галле доктором медицины стал Степан Кириллов, защитивший диссертацию «О природном средстве при подагрических болезнях», а в 1694 г. степень доктора медицины, опять же в Падуе, получили врачи Петр Постников и Алексей Волков. Так что Григорьев был не первым дипломированным врачом. Но в отличие от него, первопроходцы-медики дипломы получали не на Руси, а за границей.

Их было немного. За 182 года всего 5 дипломированных специалистов. Казалось бы, ценить их должны были в Московии «на вес золота». Но человек предполагает, а провидение располагает…

Для понимания, насколько социум ценил дипломированного врача, интересен анализ жизненного пути Петра Постникова.

Отец его — «государев человек», дьяк Посольского приказа Василий Тимофеевич Постников — был одним из профессиональных дипломатов допетровской эпохи. С важными поручениями он объехал всю Европу, побывал в Китае и Турции, где заключил немало серьезных международных договоров «…к великой пользе Отечества». Когда подошел срок, он определил старшего сына Петра в недавно созданную Славяно-греко-латинскую академию. Сын пошел в отца способностями, бойкостью языка и охотой к наукам. Академическое начальство было довольно учеником, и в знак поощрения в канун Рождества 1691 г. его отправили с поздравлениями к самому Патриарху. Вместе с несколькими сотоварищами-отличниками Постников говорил «по латыни и по словенску о Рождестве Христовом многие речи». Патриарх остался доволен — пожаловал студиоза тремя золотыми.

Вскоре Петр приохотился ходить к двум врачам-грекам — Якову Пелярино и Ивану Комнину. Он смотрел, как они готовят лекарства, лечат страждущих. Благодаря знанию нескольких языков Петр стал незаменимым для иностранных докторов, еще не выучивших в достаточной мере русский язык. Иван Комнин, окончивший медицинский факультет университета в Падуе, особенно привязался к способному юноше и посоветовал тому ехать в Италию учиться медицине. И весной 1692 г. стряпчий Петр Постников был отпущен «по именному великого государя царя Петра Алексеевича указу, для совершения свободных наук, в Потавинскую академию…».

Постников поселился в Падуе у профессора канонического права, известного ученого грека-паписта Николая Комнина Пападополи. Он усердно изучал анатомию, хирургию, фармацию, но одновременно слушал и курс философии. После двух лет занятий он был подвергнут пристрастному экзамену, на котором удивил университетских профессоров познаниями в медицине, философии и языках — греческом, латинском, итальянском и французском, — находчивостью в ответах и складом речи, «…яже в совершеннейшем философе и враче искатися обыкуют».

Правда, не обошлось и без сложностей. Дело в том, что университет в те годы делился на два основных отделения — universitas juristorum (юристов), и universitas artistarum — (остальные факультеты). Постников же претендовал на докторскую степень по обоим отделениям. Кроме того, при поступлении он записался в «Заморскую корпорацию», а дипломы имела право выдавать только «Германская корпорация». Споры между корпорациями разгорелись нешуточные. Пришлось вмешиваться властям. В итоге Петр вышел из корпорации Заморской (Ultramarina) и перешел в Германскую (Alemanna).

Наконец 9 августа 1694 г. в торжественной обстановке русский студент итальянского университета был признан доктором медицины и философии с правом преподавать эти науки и удостаивать ученых степеней.

Сразу после окончания университета вернуться в Россию ему не удалось. Как знающего итальянский, французский, латинский и греческий языки, его прикомандировали к Великому посольству; с ним он находился в Голландии, откуда совершил поездку в Англию. Так пролетело несколько лет.

Наконец выдалась возможность вернуться в Россию. Петр рассчитывал приехать на родину победителем. Впереди, казалось, его ждала блестящая врачебная карьера, слава, богатство…

Не так, однако, считали московские иноземные доктора из Немецкой слободы, встретившие Постникова как опаснейшего конкурента. В ход пошли все средства — от подметных писем до откровенной клеветы, очернительства и угроз. В медицину ему был путь заказан. Отечественный доктор был лишен возможности заниматься врачебной практикой и был вынужден держаться подалее от коллег-противников.

Эта корпоративная взаимная неприязнь немецких и русских врачей будет продолжаться еще несколько поколений.

* * *

Когда государство от тебя что-то хочет, оно называет себя Родиной

Народная мудрость

А что же власти? Неужели никому не было дела до судьбы врача? Во времена авторитарного Петра Первого его мнения было бы более чем достаточно для «правильной расстановки акцентов». Вряд ли человек с таким образованием, как у Постникова, да еще с такой родословной был неизвестен при дворе.

Анализируя события тех лет, невольно приходишь к выводу, что злую шутку с Постниковым судьба сыграла именно из-за его происхождения и блестящего образования. Дело в том, что Петр, настойчиво проникавший в Европу, испытывал недостаток в дипломатических работниках, а точнее, как бы выразились сегодня — в «резидентах, работающих под прикрытием». На все тогда была государева воля, и царь решил использовать Петра Васильевича не по медицинской специальности. Его приписали к Великому посольству, во главе которого стоял Лефорт. (Сам царь конспиративно числился в Посольстве всего лишь «десятником Петром Михайловым»). Постникову «велено быть, для его великого государя дел, при них, великих и полномочных послах». На карьере врача был поставлен жирный крест.

Обязанностей у нового «дипломата» было много. Он переводил документы, занимался устройством помещений для посольства. Сначала царь взял Постникова с собой в Венецию, где планировали открыть посольство, но помешал очередной стрелецкий бунт. Петр Первый срочно вернулся в Россию для усмирения и наказания бунтовщиков, а Постникову приказал следовать в Вену, чтобы вместе с думным дьяком Возницыным вести переговоры с турками. Но турки на переговоры не приехали.

Провидение в этот момент еще раз вмешалось в судьбу Постникова и попыталось вернуть его в медицину. Пока переговоры откладывались, он вместо Вены на свой страх и риск отправился в Неаполь, чтобы усовершенствовать там свои врачебные навыки. Но все планы сломал Возницын. Возмущенный таким самоуправством, а он был старшим по положению, дьяк в грозном письме прямо приказал Петру, не мешкая, ехать к нему: «Паче опасися государева гневу, потому что тебе велено быть со мною на турской комиссии, и без тебя быть нельзя, и дела делать будет некем, и турский посол другой, греченин Маврокордат — того ради ты к тому делу и присовокуплен, что, сверх инаго, можешь с ним говорить поеллинску, и поиталианску, и пофранцузску, и полатыне, а он те все языки знает... Поехал ты в Неаполь для безделья, как в твоем писме написано — «живых собак мертвить, а мертвых живить», — и сие дело не гораздо нам нужно. Отечески тебе наказую, если ты умедлишь, ведай себе подлинно, что великий гнев его царского величества, государя нашего милостиваго, примешь».

Что такое «великий гнев милостиваго царя», Постников знал не понаслышке и прочувствовать его на своей шкуре не желал. Он покинул Неаполь и поспешил в Вену. И слава Богу. Приехали турки. Переговоры состоялись. На Карловичском конгрессе было заключено очень нужное для России перемирие на два года. И начались дипломатические путешествия. Из Вены Постников поехал с дипломатическими поручениями в Голландию, затем в Англию, а после во Францию. Так пролетело почти десять лет.

Поездив по заграницам, Петр Постников вернулся на родину. Приезд был обставлен если не триумфально, то достаточно почетно. Не обошлось, конечно, без вмешательства отца, выбившего для сопровождения сына 20 подвод для перевозки вещей и книг. Казалось, что близко осуществление мечты — работать врачом. Именным государевым указом от 23 марта 1701 года Постников был записан доктором в Аптекарский приказ с годовым жалованьем в 500 рублей. И хотя он был записан таковым, к медицинской карьере это не имело ни малейшего отношения. В медицине ему работать так и не позволили. Обязанностью Постникова было «…переводить в Посольском приказе как случится латинские, французские, италианские нужные писма».

К тому же долго пожить в России ему не удалось. Осенью того же года он получил приказ ехать в Париж для «…сообщения о тамошних поведениях».

* * *

Русский за границей если не шпион, то дурак.

А.П. Чехов

Положение Постникова во Франции было незавидным. Он не имел статуса посла, а был только «неофициальным дипломатическим агентом». Целыми месяцами он сидел без денег, без указаний от правительства. Он был лишен всякой возможности обставить себя наравне с посланцами других стран. Так доктор медицины стал, по сути, русским агентом во французской столице. Он собирал сведения о настроениях при королевском дворе, интриговал в пользу России, распространял среди зарубежных дипломатов нужную информацию, а при необходимости — дезинформацию, то есть занимался тем, чем занимаются резиденты разведок, работающие за рубежом. По воспоминаниям современников, он был довольно жалок среди дипломатов Версальского двора.

Неслучайно сообщения своему правительству он давал с опозданием, да и были они обычно случайными, заимствованными из вторых рук. Из-за отсутствия средств ему не удавался и наем докторов для работы в России. Потерпели фиаско попытки освобождения арестованного русского торгового корабля «Св. Андрей Первозванный».

Такое положение полулегального дипломата очень тяготило Постникова. Он рвался в Россию, где мечтал заняться медициной. Но царь не спешил с его возвращением. Для отвода глаз ему, конечно, обещали статус официального посланника, но годы шли, а статуса все не было. В таких хлопотах и заботах пролетело еще целых девять лет. В глубине души Постников, очевидно, рассчитывал, что рано или поздно его назначат русским послом в Париже, но надеждам сбыться было не суждено. Когда в начале 1710 г. правительство России ввело при французском дворе официального посла, то… назначили на эту должность не Постникова.

Еще из Франции он писал отцу: «Ни деревень, ни придатков не желаю, токмо служить в чину честном и потребном всячески... За излишними денгами для моего особливого приобретения не гоняюся, слава Всевышнему, пренебрегаю их, весьма устремляя моя намерения и покушения к честному и полезному услужению его величествия и государственным публичным интересам и делам».

Как и следовало ожидать, ничего Петр Васильевич так и не выслужил. По приезду домой доктору медицины опять не дали работать по специальности, а вновь определили в Посольский приказ переводчиком. Началась рутинная бумажная работа. И так изо дня в день. Бурная жизнь двора Петра I почти не касалась Постникова, и никто и не заметил, когда он тихо скончался, занятый добросовестным переводом очередного французского трактата.

Вот так сложилась судьба Петра Васильевича Постникова — дипломированного в Европе доктора медицины. Работать врачом ему так и не удалось. Он занял свое место в нескончаемом ряду русских интеллигентов, которые всю свою жизнь посвятили служению России, «не получив, — по выражению его биографа А. Крылова, — в жизни сей награды за труды, пожертвования свои и упражнения в науках».

К сожалению, это было, есть и будет нормой поведения власть имущих по отношению к людям, занятым в сфере, их обслуживающей.