А.Е. Березин
Запорожский государственный медицинский университет
Несмотря на существование достаточно четких критериев установления диагноза ВП, остаются определенные сложности с диагностикой этого заболевания и оценкой степени его тяжести, особенно у детей, пациентов старших возрастных групп, лиц с хронической обструктивной болезнью легких (ХОБЛ), сахарным диабетом, сердечной недостаточностью (СН), а также у пациентов с тромбоэмболическими осложнениями [41, 48, 61, 70]. Все это отрицательно сказывается на своевременности назначения адекватной антибиотикотерапии и тесно ассоциировано с повышением госпитальной смертности [56]. В то же время оптимальная продолжительность использования противоми-кробных препаратов четко не определена и часто основана на субъективном мнении врача [32]. Так, действующие клинические рекомендации считают оптимальным курс антибиотикотерапии длительностью от 7 до 21 сут, в зависимости от тяжести ВП и ее этиологии [53]. При этом различные руководства, основанные на соглашениях экспертов, содержат довольно вариабельные рекомендации относительно оптимальной длительности применения антибиотиков [5, 58], тогда как практикующие врачи обычно склонны к пролонгированию антибиотикотерапии, особенно в когорте пациентов старших возрастных групп или больных с неблагоприятным коморбидным фоном [16]. Кроме того, необходимо отметить, что оптимальная стратегия лечения больных с ВП требует мониторинга величины риска, поскольку запоздалая госпитализация по медицинским показаниям отрицательно сказывается на выживаемости [4, 72]. По результатам многочисленных эпидемиологических исследований установлена высокая клиническая значимость оценки тяжести ВП с последующей стратификацией пациентов в группы риска наступления смертельного исхода [28, 49]. В этой связи созданные к настоящему времени прогностические шкалы оценки риска при ВП призваны минимизировать расходы здравоохранения за счет оптимизации стратегии лечения больных посредством предварительной стратификации их в группы риска с исходно предписанным ограничением интенсивности планируемого вмешательства. Чаще всего для этих целей используются такие шкалы оценки тяжести ВП, как PSI (Pneumonia Severity Index) и CURB-65 (Confusion, elevated blood Urea nitrogen, elevated Respiratory rate, low systolic or diastolic Blood pressure, and age >65 years), рекомендованные в США и Великобритании (British Thoracic Society) соответственно [49]. Несмотря на то, что каждая из рекомендованных шкал является в принципе неплохим инструментом для стратификации больных в группы риска, они далеки от идеальных и должны применяться только в дополнение к данным клинических, лабораторных и инструментальных методов исследований. Каждый из этих методов имеет свои преимущества и недостатки. Так, PSI (Pneumonia Severity Index) выглядит предпочтительнее при идентификации пациентов с ВП низкого риска, но при этом имеет ограниченные возможности при оценке тяжести заболевания в когорте молодых пациентов, а также лиц с коморбидными состояниями [1, 28]. Напротив, CURB-65 является практически идеальным инструментом для идентификации пациентов с высоким риском смертельного исхода вследствие ВП [49]. Однако серьезным недостатком CURB-65 является практически полное игнорирование вклада в величину суммарного риска коморбидных состояний, особенно серьезно влияющих на прогноз в когорте пациентов старших возрастных групп. Так, в США среди 623 718 пациентов с ВП, леченных в системе Medicare, показатель смертности составил 10,6%, однако сопутствующие заболевания, пожилой и старческий возраст повышали эту величину вдвое [43]. Таким образом, PSI и CURB-65 не способны корректно оценить риск смертельного исхода во всех когортах больных с ВП, поскольку разработаны для идентификации пациентов с низким и высоким риском без учета влияния на клинические исходы коморбидных состояний.
Чувствительность обеих шкал у пациентов с ВП, нуждавшихся в амбулаторном или стационарном лечении, сопоставили Capelastegui A. et al. [13]. Исследователи обнаружили, что CURB-65 и ее упрощенная версия CRB-65 (Confusion, elevated Respiratory rate, low systolic or diastolic Blood pressure, and age >65 years) позволяют достаточно корректно оценивать вероятность наступления смертельного исхода в ближайшие 30 сут, а также необходимость проведения механической вентиляции легких и потребность в госпитализации. Кроме того, критерии CURB-65 хорошо коррелируют со скоростью достижения клинической стабилизации заболевания, а также необходимостью пролонгации госпитализации и парентерального введения антибиотиков. По мнению авторов исследования, критерии PSI хорошо предсказывали и вероятность наступления смертельного исхода, но имели серьезные ограничения при оценке риска необходимости оказания неотложной помощи в условиях реанимационного отделения. Критерии CURB-65 оказались недостаточно мощными для реализации последней цели в силу их ограниченной прогностической ценности [14, 28].
В анализ клинических исходов, проведенный A. Capelastegui et al. (2006) [14], были также включены и данные умерших пациентов, получавших монотерапию фторхинолонами или β-лактамными антибиотиками, что, по мнению ряда экспертов, могло повлиять на величину госпитальной смертности [9, 47]. При этом предшествующая оценка риска по критериям PSI и CURB-65 не была проведена.
Существуют и другие исследования, целью которых было сопоставление прогностической ценности критериев PSI и CURB-65. Установлено, что преимуществом CURB-65 перед PSI является относительная простота подсчета величины риска [43]. Но PSI, в отличие от CURB-65, сильно зависит от возраста пациента и наличия коморбидных состояний, не являясь при этом реальной мерой оценки тяжести ВП. Оказалось, что низкие значения шкалы PSI могут наблюдаться и у молодых пациентов с тяжелой ВП, но без коморбидных состояний [1, 28]. Эти данные свидетельствуют, что критерии PSI могут достаточно хорошо отражать риск наступления смертельного исхода, но при этом иметь ограниченную прогностическую ценность при оценке риска госпитализации и потребности лечения в отделении интенсивной терапии и реанимации [5].
Многочисленные исследования свидетельствуют, что критерии CURB-65 имеют преимущества перед PSI по способности верификации именно больных с ВП высокого риска [1, 28, 29, 49, 72], в том числе в когортах лиц с первичным [30] и вторичным иммунодефицитом [46]. Необходимо помнить и о том, что существенным ограничением для обеих систем оценки риска являются так называемые социальные показания к госпитализации [37].
В настоящее время большое внимание уделяется мониторингу биологических маркеров неблагоприятного исхода инфекционного процесса — относительно новому направлению в диагностике ВП [62]. Предполагается, что этот подход даст возможность преодолеть естественные ограничения систем оценки риска, основанных на антропометрических, анамнестических, клинических и лабораторных данных. В настоящее время к биологическим маркерам относят С-реактивный протеин (СРП), копептин (CT-proAVP), кальцитонин и его предшественников (прокальцитонин), адреномедуллин и проадреномедуллин, интерлейкин-1 (IL-1), IL-6, фактор некроза опухолей α (TNF-α), среднерегионарный предшественник предсердного натрийуретического пептида (MR-proANP) и мозговой натрийуретический пептид [33, 42, 55, 69, 82, 83]. Настоящий обзор посвящен обсуждению клинического и прогностического значения ряда биологических маркеров в диагностике ВП и выбора оптимальной продолжительности антибиотикотерапии.
С-реактивный протеин
СРП как белок острой фазы имеет важное значение при оценке активности воспалительного процесса независимо от его локализации [83]. Предполагалось, что оценка интенсивности системной воспалительной реакции может рассматриваться как весьма привлекательный способ прогнозирования тяжести течения и исхода различных инфекционных заболеваний, в том числе и ВП [26]. Под привлекательностью данного теста подразумевается его низкая стоимость и хорошая воспроизводимость. Однако специально разработанные критерии оценки риска клинических исходов при ВП превзошли по своей прогностической ценности таковые с использованием СРП [12]. Более того, попытки ориентироваться на уровень СРП в плазме крови как на критерий прекращения лечения с помощью противомикробных лекарственных средств отличались низкой степенью надежности [18, 65]. Таким образом, рутинное использование СРП в качестве маркера риска ВП в настоящее время не рекомендовано.
Копептин
В физиологических условиях аргинин-вазопрессин (АВП) играет ключевую роль в регуляции водно-солевого гомеостаза [60] и обладает вазодилатирующими свойствами. Установлено, что при инфекционных заболеваниях концентрация АВП в плазме крови значительно повышается и тесно ассоциируется с вероятностью наступления неблагоприятного клинического исхода [42]. Вместе с тем нестабильность молекулы АВП существенно осложняет задачу по точной оценке концентрации этого маркера, особенно в условиях рутинной лабораторной практики [11]. В этой связи об уровне АВП судят по концентрации копептина в плазме крови, представляющего собой гликопептидный С-концевой фрагмент предшественника АВП [59]. Корреляция между содержанием копептина и АВП в плазме крови составляет 0,78 (р<0,0001) [60]. У здоровых лиц копептин четко определяется в плазме крови в 97,5% случаев [22]. При этом концентрация этого гликопептида не зависит от возраста пациентов (хотя у мужчин она выше, чем у женщин) и имеет свойство повышаться после физической нагрузки, употребления пищи или воды [84]. У больных с документированным сепсисом содержание копептина в плазме крови достоверно выше, чем у здоровых лиц. Кроме того, имеются данные о повышении плазменного пула копептина у больных с АГ [78], тяжелой СН [36], а также у лиц, находящихся в критическом состоянии [3].
В условиях проспективного обсервационного исследования у 173 пациентов с ВП концентрация копептина в плазме крови (медиана 8,2 пмоль/л; 95% ДИ 5,3–16,8 пмоль/л) устойчиво коррелировала с индексом PSI (r=0,44, р<0,0001). При этом в когорте умерших больных его содержание было достоверно выше, чем у выживших (24,9 пмоль/л против 8,1 пмоль/л, р=0,03 [55]. Вместе с тем авторы исследования не получили доказательств наличия высокой прогностической ценности у элевации концентрации копептина в плазме крови более 18,9 пмоль/л при оценке риска наступления смертельного исхода у больных с ВП. Но в целом необходимо отметить, что имеющихся в настоящее время данных днедостаточно для того, чтобы оценить прогностическое значение копептина у пациентов с ВП надлежащим образом, а его роль и далее активно изучается [23].
Мозговой натрийуретический пептид
Прогностическое значение повышения концентрации мозгового натрийуретического пептида (МНУП) установлено для пациентов с СН, острым коронарным синдромом (ОКС) и инфарктом миокарда [44], а также у больных с сепсисом [7, 9, 10]. Учитывая ограниченность критериев PSI и CRB-65 [87], полагают, что у пациентов с ВП и сопутствующими заболеваниями именно этот маркер может быть определяющим при оценке индивидуального риска наступления неблагоприятных клинических событий [82]. С другой стороны, специфичность повышения концентрации МНУП у пациентов с ВП низкого риска уступает таковой стандартных критериев PSI. Тем не менее мониторинг МПУП в целях оценки риска клинических исходов выглядит обещающе, особенно у больных с ВП и коморбидными состояниями — СН, ИБС и ХОБЛ [24].
Среднерегионарный предшественник предсердного натрийуретического пептида
Прогностическая роль предсердного натрийуретического пептида (ПНУП) уже убедительно доказана для многих кардиоваскулярных заболеваний [76, 79]. Кроме того, элевация концентрации ПНУП и концевых фрагментов его молекулы в плазме крови была обнаружена у пациентов с сепсисом и тесно ассоциировалась с манифестацией дисфункции миокарда и СН [21, 39].
В последнее время при оценке риска поступления в реанимационное отделение пациентов с сепсисом, проведенной по системе APACHE II (Acute Physiology and Chronic Health Evaluation II), используется показатель уровня ПНУП и одного из среднерегионарных фрагментов его предшественника — MR-proANP (midregional pro-atrial natriuretic peptide) в плазме крови [59]. Однако прогностическая роль последнего у больных с ВП изучается сравнительно недавно [55, 66]. Так, в исследовании M. Masia et al. установлено, что концентрация MR-proANP в плазме крови при ВП достоверно выше, чем у здоровых лиц (медиана 73,6 пмоль/л; 95% ДИ 44,6–144,0 пмоль/л), и хорошо коррелирует с прогностическим индексом ВП по шкале PSI (r=0,68, р <0,0001) [55]. Авторы продемонстрировали, что концентрация MR-proANP, превышающая 227 пмоль/л, может быть использована в качестве точки раздела при верификации высокого риска наступления смертельного исхода (чувствительность 71,4%; 95% ДИ 29,3–95,5%, специфичность 91%; 85,5–94,9%, положительная прогностическая ценность 25%, негативная прогностическая ценность 98,7%). По данным R. Seligman et al., у пациентов с пневмонией, осложненной сепсисом, концентрация MR-proANP в плазме крови прогрессивно повышается и хорошо коррелирует с вероятностью наступления смертельного исхода 80]. Так, при проведении пошагового корреляционного анализа оказалось, что среди прочих факторов неблагоприятного прогноза пневмонии (возраст, пол, критерии APACHE II, функция почек) только концентрация MR-proANP в плазме крови сохраняла свое высокое прогностическое значение (OР 2,35; 95% ДИ 1,05–5,26 и ОР 3,76; 95% ДИ 1,39–10,18 в 1-е и 4-е сутки заболевания соответственно). В популяционном исследовании, проведенном C. Prat et al. с привлечением 300 пациентов с ВП, было установлено, что концентрация MR-proANP в плазме крови повышалась пропорционально тяжести ВП, а также тесно ассоциировалась с индексами PSI и CURB-65 [77]. Авторы обнаружили, что содержание MR-proANP в плазме крови было достоверно выше у больных с высоким риском по PSI (IV–V классы) по сравнению с низким риском (I–III классы) (p<0,0001), а также в когорте умерших больных по сравнению с выжившими (p=0,029). Причем исследователи не обнаружили взаимосвязи между концентрацией MR-proANP, этиологией пневмонии и выраженностью рентгенологических изменений. Существуют и свидетельства того, что прогностическая ценность повышения концентрации MR-proANP в отношении ухудшения тотальной сократительной способности миокарда [27] и наступления кардиоваскулярной смерти превышает таковую МНУП [34, 38, 44], а это может иметь серьезное клиническое значение у пациентов с ВП и сопутствующими кардиоваскулярными заболеваниями независимо от возраста.
Таким образом, мониторинг концентрации MR-proANP в плазме крови для дополнительной оценки индивидуального риска возникновения неблагоприятных клинических исходов у пациентов с ВП видится весьма перспективным.
Липополисахаридсвязывающий протеин и маркеры цитокиновой активации
Традиционно повышение концентрации липополисахарид-связывающего протеина (ЛПСП) в плазме крови рассматривалось в качестве маркера бактериальной этиологии ВП [54], а концентрации IL-1, IL-6 и TNF-α — как показателя выраженности системной воспалительной реакции. Синтез ЛПСП осуществляется в гепатоцитах после индукции IL-1 и IL-6. Основная физиологическая роль ЛПСП заключается в трансформации молекулы эндотоксина для представления ее на поверхности клеток CD14 [86], что индуцирует продукцию провоспалительных цитокинов IL-1β, IL-8, IL-12 и TNF-α. Нормальный уровень ЛПСП в крови составляет 2,0–15,2 мг/л и варьирует с возрастом [54]. Высокая концентрация ЛПСП в плазме крови обычно обнаруживается у пациентов с сепсисом, обусловленным грамположительными или грамотрицательными бактериями [7, 75], а также инфекционно-токсическим шоком [89], причем снижение уровня ЛПСП ассоциируется с ухудшением клинических исходов [75]. Установлено, что у пациентов с благоприятным течением ВП содержание ЛПСП в плазме крови не повышается вообще или повышается незначительно [54]. Вместе с тем существуют доказательства того, что на величину концентрации ЛПСП в плазме крови больше влияет этиологическая природа ВП (в основном атипичные микроорганизмы) [54]. Так, уровень ЛПСП менее 14 мг/л позволяет с высокой вероятностью предположить наличие атипичной пневмонии (чувствительность 59%, специфичность 90%). Вместе с тем значение ЛПСП и продуктов активации цитокиновой сети в прогнозировании клинических исходов у пациентов с ВП до конца неясно и продолжает уточняться, хотя многие исследователи к такой возможности относятся скептически [26, 28, 29, 53].
Адреномедуллин
Адреномедуллин является пептидом с выраженными диуретическими, метаболическими, иммуномодулирующими и вазодилатирующими свойствами [17]. Поскольку был установлен факт существенного повышения концентрации адреномедуллина в плазме крови у пациентов с СН, терминальной почечной недостаточностью и ВП, предпринимались и попытки ее мониторинга [17, 25]. Однако из-за сложности лабораторного определения адреномедуллина ввиду высокой нестабильности последнего в образцах плазмы крови на сегодняшний день чаще оценивают уровень его предшественника — проадреномедуллина (MR-proADM), для которого установлена высокая корреляция с критериями шкалы ВП PSI [17], величиной скорости клубочковой фильтрации, а также концентрацией MR-proANP и копептина в плазме крови [25]. Вместе с тем остаются достаточно веские сомнения относительно самостоятельной роли адреномедуллина как маркера высокого риска наступления неблагоприятного клинического исхода у пациентов с ВП, хотя перспективы использования последнего в когорте лиц с коморбидными состояниями выглядят привлекательно [14].
Прокальцитонин
Установлено, что концентрация предшественников кальцитонина, включая прокальцитонин, часто существенно повышается при различных бактериальных инфекциях [6, 63]. Прокальцитонин рассматривается как неспецифический медиатор, экспрессия которого может быть опосредована классическими нейрогуморальными механизмами или альтернативным цитокинопосредованным путем [50, 67]. Секреция прокальцитонина может быть индуцирована непосредственно бактериальным эндотоксином (в основном липополисахаридным комплексом бактериальной стенки), а также ассоциироваться с продукцией ряда гуморальных факторов, таких как IL-1, IL-6, TNF-α [50, 51]. Существуют данные, что продукция прокальцитонина может быть атрибутом индуцированной вирусами цитокиновой активации, в частности, обусловленной секрецией эндогенного интерферона [18, 50]. В экспериментальных условиях было установлено, что прокальцитонин может рассматриваться как центральное звено, модулирующее напряженность иммунологических механизмов и обеспечивающее выживаемость при септическом шоке [6, 73, 88].
В ряде современных клинических рекомендаций концентрация прокальцитонина в плазме крови представляется как весьма надежный и чувствительный маркер безопасного прекращения приема антибиотиков при различных инфекционных заболеваниях, в том числе и пневмониях [16]. Установлено, что снижение уровня прокальцитонина ассоциируется с благоприятным клиническим исходом ВП в ближайшие сутки после проведения исследования [6]. В нескольких РКИ было показано, что концентрация прокальцитонина в плазме крови хорошо коррелирует с тяжестью пневмонии, оцененной по традиционным шкалам, продолжительностью антибиотикотерапии, а также вероятностью наступления неблагоприятного исхода [19, 20]. По данным CAPNETZ (Community Acquired Pneumonia competence network), концентрация прокальцитонина в плазме крови хорошо ассоциируется с риском наступления смертельного исхода, оцененного по критериям CRB-65 [45].
Можно согласиться с мнением ряда исследователей, что мониторинг пула прокальцитонина в плазме крови позволяет более корректно решать вопросы длительности антибиотикотерапии и оценки риска в когорте пациентов с ВП при отсутствии гипертермии и знании точной этиологии заболевания [16], поскольку в этих условиях именно концентрация прокальцитонина в наибольшей мере отражает реальную тяжесть ВП [15, 16, 31]. Неоднозначность клинических признаков для верификации индивидуального риска и низкая частота положительных результатов культурологических исследований диктуют необходимость использования суррогатных маркеров как минимум для оценки необходимости прекращения антибиотикотерапии [40]. С другой стороны, у многих пациентов с ВП пролонгирование антибиотикотерапии часто объясняется тяжестью состояния, что не противоречит клиническим рекомендациям [2, 68, 85]. Таким образом, оценка концентрации прокальцитонина в плазме крови может быть дополнительным весомым инструментом оптимизации продолжительности антибиотикотерапии.
Еще одним аспектом рассматриваемой проблемы является своевременность назначения антибиотиков пациентам с ВП, позволяющая существенно снизить смертность [56]. В этой связи превентивное использование противомикробных лекарственных средств в когорте лиц с подозрением на ВП расценивается как попытка нивелировать вероятность наступления неблагоприятного исхода при потенциально угрожающей жизни ситуации [35]. Однако и частота обоснованного использования антибиотиков при этом может снижаться. Так, в исследовании M. Christ-Crain et al. было показано, что у 15% пациентов с подозрением на ВП решение о назначении антибиотиков было основано на клинических данных, хотя низкий уровень прокальцитонина в плазме крови указывал на высокую вероятность отсутствия инфекционного процесса [16]. Подобные ситуации достаточно часто возникают при установлении этиологии инфильтративных очагов в легких после проведения рентгенологического исследования. Инфильтраты обычно однозначно рассматривают как подтверждение пневмонии, даже не глядя на возможно низкий уровень прокальцитонина в плазме крови, особенно у пациентов с СН, тромбоэмболией ветвей легочной артерии, новообразованиями в легких [74]. Принято считать, что уровень прокальцитонина в плазме крови, превышающий 0,25 мкг/л, позволяет с высокой степенью вероятности предположить наличие ВП, а уровень нейрогормона, превышающий 0,5 мкг/л, — подтвердить это предположение. Кроме того, оказалось, что исследование концентрации прокальцитонина в плазме крови дает возможность более точно верифицировать и сепсис [18], причем специфичность этого маркера была существенно выше, чем концентрация СРП и некоторых цитокинов [63, 81]. Необходимо отметить, что в этой когорте пациентов уровень циркулирующего прокальцитонина негативно коррелирует с маркерами системной воспалительной реакции и вероятностью наступления неблагоприятного клинического исхода [52]. В этой связи в 2005 г. FDA (Food and Drug Administration, США) рекомендовала исследование концентрации прокальцитонина в плазме крови как прогностического маркера у пациентов с сепсисом [18, 64]. Вместе с тем многие исследователи полагают, что свести оценку индивидуального риска к единственному суррогатному маркеру едва ли удастся [8], поскольку инфекционный процесс основан на достаточно сложных взаимоотношениях между иммунной системой человека и возбудителя [16, 18], тем более что при бактериальных инфекциях уровень прокальцитонина в плазме крови может чрезвычайно варьировать [8]. Вместе с тем мониторинг последнего действительно может помочь при диагностике локализованных процессов, таких как инкапсулированная эмпиема, абсцессы легких и собственно пневмония [57]. Необходимы дальнейшие исследования в этом направлении для уточнения перспектив использования уровня прокальцитонина не только для оценки риска у больных с ВП, но и в качестве диагностического маркера наличия инфекционного процесса.
Сопоставление прогностической ценности различных биомаркеров при оценке риска наступления неблагоприятного исхода или необходимости госпитализации у пациентов с ВП
Учитывая достаточно большое количество тестируемых в клинических условиях биологических маркеров риска наступления неблагоприятных клинических событий у пациентов с ВП, определенный интерес представляет сопоставление их прогностической ценности. Так, по мнению M. Masiá et al., MR-proANP, прокальцитонин и копептин могут существенно помочь в оценке вероятности выживания пациентов с ВП [55]. Но при проведении многофакторного анализа, включавшего критерии PSI, концентрацию СРП, копептина, прокальцитонина и MR-proANP, оказалось, что только копептин может рассматриваться в качестве независимого предиктора наступления смертельного исхода. В проспективном обсервационном исследовании B. Müller et al. установили, что фактически любой воспалительный процесс, локализованный в респираторной системе, в том числе и документированная пневмония, ассоциируется с повышением концентрации MR-proANP в плазме крови выше уровня здоровых лиц (138,0 пмоль/л (95% ДИ 74,1–279,0) против 72,7 пмоль/л (95% ДИ 62,5–89,5), р<0,001) [66]. Однако в когорте больных с ВП концентрация этого пептида была наиболее высокой. Исследователи отметили, что именно содержание MR-proANP, в отличие от СРП, хорошо коррелирует с тяжестью ВП и критериями PSI (р<0,001). Авторы подтвердили существование значительной статистической разницы концентраций MR-proANP в группах умерших и выживших пациентов (293 пмоль/л (95% ДИ 154–633 пмоль/л) по сравнению с 129 пмоль/л (95% ДИ 71,4–255 пмоль/л), р<0,001). При проведении ROC (receiver operating characteristic) анализа оказалось, что прогностическая ценность в отношении вероятности выживания (оцененная как площадь под кривой (AUC) для MR-proANP (AUC=0,69) была сопоставима с таковой у критериев PSI (AUC=0,74, р=0,31) и наибольшей среди всех биомаркеров, тогда как этот показатель для прокальцитонина составил 0,57 (р=0,08), а для СРП — 0,52 (р=0,02). Исследователи пришли к выводу, что оценка концентрации MR-proANP в плазме крови позволяет с большей степенью вероятности строить индивидуальный прогноз для больных с ВП.
А. Gegenhuber et al. проанализировали одногодичную прогностическую ценность элевации уровней МНУП, MR-proANP, MR-proADM и копептина в плазме крови в отношении госпитальной смертности вследствие острой СН [34]. Анализ полученных данных показал, что прогностическая ценность для МНУП (0,716; 95% ДИ 0,633–0,790), MR-proANP (0,725; 95% ДИ 0,642–0,798), MR-proADM (0,708; 95% ДИ 0,624–0,782) и копептина (0,688; 95% ДИ 0,603–0,764) была достаточно высокой и сопоставимой.
В заключение необходимо отметить, что в клинической практике при использовании стантартных критериев существует опасность недооценки тяжести состояния пациента с ВП. В связи с этим попытки индивидуализировать подходы к лечению посредством исследования конкретного биологического маркера представляются более чем обоснованными. На сегодняшний день только мониторинг концентрации прокальцитонина в плазме крови рекомендован для рутинной клинической практики, хотя прогностическая ценность копептина и особенно MR-proANP может быть даже выше. Наиболее актуальным новый подход представляется в когортах больных пожилого и старческого возраста, а также у пациентов с коморбидными состояниями, включая иммунодефицит, при котором оценка риска по стандартным шкалам затруднена. Видимо, необходимо продолжить изучение перспектив использования биологических маркеров для оценки риска возникновения неблагоприятных клинических исходов при ВП, хотя их ценность, вне всякого сомнения, уже установлена.
Литература