Медицинским символом эпохи Возрождения по праву может быть назван Филипп Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм — Парацельс. Одни считали его пьяницей и буяном; другие — женоненавистником; третьи боялись его ясного ума и острого языка и гнали, обвиняя в ереси; четвертые молились на него,  поклоняясь как магу и чудотворцу... Лишь в одном все были единодушны — он был одним из тех, кого называют людьми-титанами, творцами новой эпохи и новой культуры, великим и сложным для понимания.

   Он родился 10 ноября 1493 г., в «двух часах ходьбы от Цюриха», в швейцарском городке Айнзидельн (нем. Einsiedeln) в маленьком домике около моста Дьявола, когда солнце стоя­ло в знаке Скорпиона, что по астрологическим канонам предо­пределяло его судьбу. По гороскопу он должен был стать или врачом, или алхимиком. Поэтому и нарекли его именем ученика самого Аристотеля — врача Теофраста.

Прозвище Ауреол, что означает «золотой», и имя, вошедшее в историю, — Парацельс, то есть равный Цельсу, — он позднее придумал сам. А полное его имя с титулами звучит так: Парацельс Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм; Принц врачей и Философ Огня, Великий Парадоксальный Врач; Трисмегист Швейцарии, Первый Реформатор Химической Философии, Адепт Алхимии, Каббалы и Магии, Верный Секретарь Природы, Мастер Эликсира Жизни и Философского Камня, а также Верховный Монарх Химических Секретов.

С самого рождения судьба не была благосклонна к нему. Даже мать пришла в ужас, впервые увидев своего отпрыска: он был горбат, с огромной головой и крохотным тельцем.

Детство Тео соответствовало суровым нравам того времени: «Я не тот человек, который говорит людям только то, что им по вкусу. В детстве меня не поили медом, не кормили финиками и мягким пшеничным хлебом. Я пил молоко и ел сыр и хлеб из грубой муки. Я грубый человек, рожденный в грубой стране, я вырос в сосновых лесах и, возможно, получил в наследство их иголки».

Но если бы только иголки… Внешность не раз подталкивала его к гибели…

Однажды утром шестилетний Тео отправился пасти гусей. Но вскоре бледный как мел мальчик шатающейся походкой вошел в комнату и тотчас рухнул на пол. Одежда его была забрызгана кровью. Родители в ужасе увидели, что сын оскоплен. Оказалось, что его изувечил проходивший мимо пьяный дезертир: «Такому уроду, как ты, это ни к чему!».

Когда юноше исполнилось 16 лет, его отец — врач Вильгельм — вынужден был признать, что ничему более не может научить сына, и в 1509 г. Теофраст отправился в дорогу: «Да не принадлежит никому тот, кто может принадлежать самому себе».

Поражает география странствий. Это и университет Феррары, где он стал доктором медицины, и лаборатории серебряных копей знаменитого Зигмунда Фуггера в Тироле. Из Тироля Теофраст отправился по университетам Германии. Затем перекочевал во Францию, чтобы посетить знаменитые медицинские школы Парижа и Монпелье. Из Франции он направился на Пиренейский полуостров — в Испанию, из Испании в Англию, а затем в Нидерланды, нигде подолгу не задерживаясь. Собственным рекордом были два года, проведенные на одном месте — в городе Базеле, где он преподавал медицину в местном университете и одновременно занимал должность городского врача.

Теофраст участвовал и в итальянских войнах в качестве полевого врача. Но увиденное сделало из него убежденного пацифиста: в 1519 г. он дезертирует. Денег за свою службу он, разумеется, не получил, но ведь глоток свободы дорогого стоит! Правда, в 1520 г. Теофраст вынужден был присоединиться к армии датского короля Кристиана II, воевавшего против Швеции. Вместе с его войском он проделал путь от столицы Дании до Стокгольма, куда торжественно вступил вместе с победителями. Затем Теофраст продолжил свой путь через север Германии в Литву, потом в Польшу, побывал в Валахии и Далмации, Италии.

Если верить всем легендам, то Парацельс побывал и на Востоке. Он якобы был пленен татарами и доставлен к хану, который даровал мудрому пленнику жизнь. Более того, хан доверил Теофрасту сопровождать в Стамбул своего сына. Здесь восточные адепты тайных наук открыли ему свое учение. Поговаривали, что в Турции в 1521 г. Теофраст получил-таки философский камень под руководством некоего Соломона Трисмозина. Существуют сведения, что в течение пяти лет он даже кочевал с цыганами, желая узнать тайны лекарственных растений. «Я скитался в поисках моего искусства, нередко подвергая опасности свою жизнь. Я не стыдился даже у бродяг, палачей и цирюльников учиться всему, что считал полезным. Известно, что влюбленный может пройти долгий путь, чтобы встретить обожаемую им женщину, — насколько же сильнее та тяга любящего мудрость, что заставляет его скитаться в поисках своей божественной возлюбленной!», — писал он.

Как бы ни было, но за годы странствий Теофраст свято уверовал в то, что «…истинного врача делают не книги и не душные лектории, а лишь практический опыт». Он первым заявил открыто, что догмы Галена, Гиппократа и Авиценны безнадежно устарели. И уж совсем крамольно прозвучали его обвинения коллегам: «Врачи не знают иных средств для лечения болезней, кроме кровопускания и клистира, которыми они мучают своих пациентов. Врачебное искусство превратилось в бессмысленное жонглирование латинскими словами…. Эти невежественные лекари суть слуги ада, посланные дьяволом издеваться над больными».

Эти слова не могли сойти ему с рук. К тому же в пылу дискуссий Теофраст не стеснялся в выражениях и обзывал оппонентов «лупоглазыми баранами», «ослами» и «дубами пробковыми», вызывая у них ярость. Понятно, что долго он нигде не задерживался: «…меня изгнали из Литвы, затем из Пруссии и, наконец, из Польши. Я не пробудил симпатии к себе в Нидерландах, не пришелся ко двору в университетах, я не нравился никому, кроме своих больных».

Наконец в 1524 г. после десяти лет странствий Парацельс вернулся в Германию без гроша за душой, и в Зальцбурге он сразу же ухитрился поссориться с почитаемым в городе проповедником и, чтобы уйти от наказания, ему пришлось бежать, бросив в спешке большую часть своего скромного имущества — два сюртука, кафтан, жилет, вытертый кожаный пояс, две кружки, латунный светильник и деревянный прибор для астрологических вычислений.

Парацельс решает идти в Страсбург. По дороге он заглянул в Вильдбад и Баден-Баден, заинтересовавшись знаменитыми целебными источниками. И здесь не обошлось без скандала. В Баден-Бадене он вылечил от дизентерии маркграфа Филиппа I, который, выздоровев, не заплатил ему ни гроша. Такая несправедливость привела Парацельса в бешенство. И он по горячим следам обиды даже написал свою врачебную клятву: «Клянусь никогда не лечить благородных дворян в их замках, а также монахов и монахинь в их кельях, если они не заплатят мне вперед».

Но нет худа без добра. Лечение Филиппа не принесло ему денег, зато прибавило славы. На Верхнем Рейне не было человека, который не слышал бы о странствующем докторе, сумевшем вылечить умирающего маркграфа. Слава Парацельса дошла и до города Базеля. И вот он — миг удачи. Врач был приглашен к одному из самых влиятельных людей города, книготорговцу Фробену, который давно страдал от ужасных болей в ноге. Его уже готовили к ампутации, когда кто-то рассказал ему о чудесном докторе, и Фробен тут же послал гонца в Страсбург. Теофраст в самый короткий срок поставил книготорговца на ноги. В этот раз благодарный пациент щедро одарил Парацельса. И не только. Бывают и исключения из правил. Фробен употребил все свое влияние, чтобы по достоинству вознаградить спасителя — Парацельс получил приглашение из Базеля на должность городского врача и профессора.

Фробен Фробеном, но профессура Базельского университета совсем не проявляла добрых чувств к чудо-доктору. К кафедре его не допускали. Парацельса считали шарлатаном и самозванцем, а раз он преподавал медицину не на латыни, а на родном немецком, то ставили под сомнение окончание им университета. Дошло до того, что врачи Базеля стали распространять клеветнические листовки в городе, чтобы опорочить его в глазах пациентов и подорвать врачебную практику.

Но связи — великое дело! Его взял под покровительство сам Эразм Роттердамский, близкий друг излеченного Фробена, и в июне 1527 г. он, несмотря на сопротивление профессуры, вступил на лекторскую кафедру и тут же стал провоцировать скандалы. «Одни книги еще никого не сделали врачом, — вещал он с высоты кафедры. — Медицина есть искусство, требующее практики. Разве можно стать великим полководцем, прочитав Ливия? Начиная изучать мое искусство, я вообразил, что в мире нет ни одного учителя, способного научить меня, и что я должен постигать все сам. Я вошел в храм знания не через парадную дверь, а через дверь природы. Ее свет, а не аптекарский фонарь освещал мой путь». Он стал водить студентов в больницы. Вместе с ними совершал прогулки за город, где рассказывал о лекарственных свойствах растений и минералов.

Недруги Парацельса решили подговорить студентов бойкотировать его лекции, но этот план провалился — в Базель толпами начали стекаться школяры и студенты из других германских университетов.

Казалось бы, пришло время угомониться и почивать на лаврах. Но тем же летом Парацельс опять заставил говорить о себе весь город. В ночь на Ивана Купала, когда повсюду по традиции жгли костры, чтобы избавиться от нечистой силы, Парацельс перешел Рубикон. Во дворе университета он сжег сочинения Галена и Авиценны, заявив, что «…даже завязки его башмаков знают больше, чем «эти древние мокротники». Это уже был открытый вызов.

Звезда успеха и удачи Парацельса в Базеле погасла очень быстро. «У фаворита век короток». Несчастья посыпались на его голову сразу, как только умер его покровитель Фробен. Магистрату стал надоедать этот неуживчивый человек. На него ополчились не только врачи, но и все городские аптекари. Дело в том, что Парацельс покусился на «святое», то, что сегодня именуется емким словом «откат». На правах главного городского врача он предложил, чтобы ни один аптекарь с докторами общения не имел, а доктора даров от них не получали и в дележ с ними не вступали. Понятно, что это было уже слишком…

Для завершения уничтожения неуживчивого конкурента не хватало предательства в его ближайшем окружении. И, как всегда, роль Иуды исполнил любимый ученик Иоганн Опорин (Иоганус Опоринус). Интрига заключалась в том, что Парацельс поскандалил с каноником Корнелиусом фон Лихтенфельсом. Хотя тот терпеть не мог выскочку-доктора, но, всерьез захворав, призвал того к своей постели — страх смерти пересилил ненависть. Он слезно умолял Теофраста спасти его, обещая сказочно отблагодарить. Парацельс быстро поставил каноника на ноги. А тот заплатил ему... всего 6 гульденов. Это было уже откровенное издевательство. Парацельс подал на Лихтенфельса в суд, но ему отказали в иске. В гневе Теофраст написал письмо членам городского совета, в котором в самых непристойных выражениях обвинил их во всех смертных грехах. Но поняв, что перегнул палку, выбросил письмо и сочинил другое сдержанное послание. Опорин же нашел первое письмо учителя и решил отомстить ему за незаслуженные обиды. Правильно советуют опытные люди: «Никогда ничего не пиши, а если написал — не подписывай».

Магистрат, получив компрометирующий документ, подписал бумаги на арест Теофраста фон Гогенгейма. Кроме того, «любимый ученик» дал показания против учителя, обвинив его, ни много ни мало, в ереси: «Я никогда не видел, чтобы он молился или обращался к евангельскому учению. Он утверждал, что никто еще не понял истинного смысла Священного Писания, как Ветхого завета, так и Нового, что трактуют только внешнюю оболочку, не «проникая в суть».

Пришлось ему бежать из Базеля без вещей и рукописей, их позднее привез Опорин. Можно представить, какой была их встреча! Впоследствии, правда уже после смерти учителя, Опорин, как и Иуда, раскаялся в содеянном: «Я не понимал, что он такой ученый муж». После предательства Опорина отношение к ученикам у Парацельса изменилось, со всеми ними он был одинаково холоден и неразговорчив.

После базельской истории Парацельс около полугода жил в Кольмаре, потом переехал в Эслинген, где жили его родственники. В конце концов, от Теофраста отвернулись даже они, и он вынужден был двинуться дальше по Швабии и Франконии.

Ему не дают заниматься научными изысканиями, запрещают говорить с кафедры! Не уносить же знания в могилу. И Парацельс решает опубликовать свои труды. В Нюрнберге он представил рукописи на одобрение цензорной коллегии и получил разрешение на издание своих трудов. Первыми были две книги о лечении сифилиса. И все бы ничего, если бы в конце трактата Парацельс не обозвал всех врачей, рекомендующих своим больным новомодное лечение древесиной гваякового дерева, «дубами пробковыми». И у него были на то основания. Он провел ряд опытов и понял, что прикладывать к гнойникам и шанкрам кусочки этого экзотического дерева — все равно, что мазать их сливочным маслом. Ох, как неосторожно он перешел дорогу «фармацевтической мафии» тех времен. Поставщики гваякового дерева почувствовали, что их благосостояние под угрозой, и «надавили» на городские власти. Печатание сочинений Парацельса было прекращено.

Вновь начались годы скитаний. Его мало куда пускали дальше порога. Парацельс совсем уж не был похож на важных докторов. Он был крайне неопрятен, никогда не стирал своей одежды, предпочитая просто покупать новую, когда прежняя становилась совсем ветхой. Но судьба вновь улыбнулась скитальцу, и он поселился на 27 недель в доме Штудера, бургомистра Санкт-Галлена. Домашняя атмосфера семейства бургомистра благоприятно подействовала на Парацельса. К нему снова вернулось вдохновение. Можно сказать, что именно семье Штудера мир обязан появлением на свет двух трактатов — «Парамирум» (о камнеобразующих болезнях) и «О невидимых болезнях» (о душевных недугах).

А потом — снова скитания. В 1532–1534 гг., проживая в Аппенцеле, доктор неожиданно впадает в глубокое уныние. Разочарованный в жизни Теофраст решил уйти от мира. Он хотел стать проповедником и отправиться в горные деревни наставлять крестьян на путь истинный. Проповеди проповедями, но того, чем одаривала его паства, не хватало даже на пропитание. Проповедника из него не вышло, и весной 1534 г., весь «оборванный и загорелый дочерна», он появился в Инсбруке... и решил возобновить практику. Но бургомистр запретил Теофрасту пребывание в городе. «Он видел докторов в шелковых платьях, а не в ветоши. Словом, я оказался недостаточно хорошо наряженным в этом чистеньком городке», — с горечью вспоминал он.

В порыве отчаяния Парацельс направился в Штерцинг, охваченный чумой. Много дней, рискуя заболеть, сражался с «беззубой старухой», вытаскивая больных с того света, но и здесь не заслужил благодарности.

В 1536 г. звезды на небосводе, очевидно, поменяли свое положение, и круг неудач доктора Парацельса наконец-то разомкнулся. К нему прибыли гонцы от Иоганна фон Лайпника, маршала Богемии, который уже давно был болен. Доктора уже не могли помочь наполовину парализованному, больному водянкой маршалу. Иногда они давали ему опиум, чтобы заглушить боль. Парацельс поселился в замке Мэриш-Кромау и жил там, пока маршал не стал подниматься с постели. После этого события заговор молчания, много лет назад образовавшийся вокруг странствующего доктора, был преодолен. Недаром говорят, что славу доктору создает положение его пациентов. В рыцарском замке Парацельсу устроили торжественный прием, на который собралась вся верхушка города Прессбурга. В Вене его дважды удостаивал аудиенции король Австрии Фердинанд.

Дальнейшая жизнь Парацельса — редкое исключение из правила, что «слава настигает своего героя обычно посмертно».

С 1539 по 1541 г. он непрерывно в разъездах. Художники писали его портреты. Доктор, как победитель, колесит по городам Германии — Мюнхен, Бреслав, Гретц, Зальцбург... Но его здоровье непоправимо подорвано. Годы странствий, долгие бессонные ночи и эксперименты, которые Парацельс нередко проводил на себе, сделали свое дело. 24 сентября 1541 г. в зальцбургскую гостиницу на набережной «Белый конь» были вызваны городской нотариус и семеро свидетелей — Парацельс объявил свою последнюю волю… Он просил отслужить по нему заупокойную мессу и раздать деньги бедным. Доктор встретил свою кончину без страха и сожалений. «Смерть не что иное, как просто окончание дневной работы, исчезновение воздуха, выветривание бальзама, погашение света», — писал он незадолго до смерти. Правда, существует и другая версия смерти Парацельса, согласно которой во время званого обеда он подвергся вероломному нападению бандитов, нанятых кем-то из лекарей, его врагов, и в результате падения на камень проломил себе череп, что спустя несколько дней и привело к смерти.

Со всей подобающей пышностью тело доктора было предано земле на зальцбургском кладбище св. Себастьяна.

Останки Парацельса были эксгумированы в 1572 г. во время перестройки здания церкви св. Себастьяна и перезахоронены за стеной, окружающей двор перед часовней св. Филиппа Нери, пристроенной к церкви, там, где сейчас стоит ему памятник. В центре разрушенной пирамиды из белого мрамора — углубление с его портретом, а выше — надпись на латинском языке: «Филиппа Теофраста Парацельса, который стяжал столь великую славу мира за открытие химического золота, изображение и кости; и пока снова не покроется своей плотью».

На основании памятника высечена надпись: «Здесь лежит Филипп Теофраст звания Доктор Медицины, что те многие язву, проказу, подагру, водянку и некоторые неизлечимые заразные болезни тела чудесным искусством излечил и распределением и отдачей своего имущества бедных почтил. В год 1541, в 24-й день сентября, сменил жизнь на смерть».

Под этой надписью виден герб Парацельса в виде серебристого луча, на котором расположены один за другим три черных шара, а внизу слова: «Мир живым, вечный покой умершим».

А в 1831 г. доктор Теофраст стал святым! В это время Европу накрыла мощная волна холеры. Люди со всей округи толпами устремлялись в Зальцбург к его могиле и молили о чуде. И, как это ни удивительно, холера не тронула Зальцбург, Каринтию и Тироль.