Therapia

Антология интриг в медицине

О.Е. Бобров, д-р мед. наук, профессор, эксперт Международного комитета по защите прав человека

 

Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот,

пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне,

и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников;

и с того времени он искал удобного случая предать Его.

Евангелие от Матфея 26: 14-25

   Говорят, балерины в борьбе за сольные партии подкладывают друг другу толченое стекло в пуанты. Говорят, кардиналы в борьбе за цер­ковные должности подсыпают друг другу яд в бокалы, а иногда даже подмешивают в котлеты. Говорят, древнерусские князья в борьбе за земельные наделы выкалывали друг другу глазки или отрубали голову. Тоже метод. Но тебе повезло. Ты работаешь в медицине...

   Мир медицины — это мир «полубогов» в белом. Непосвященные всегда считали врачей высокоморальными людьми с ясными и гуманными помыслами, безупречной репутацией и трепетным уважением к Учителю и Коллегам по цеху.

   Еще Гиппократ морально-этические принципы отношений между врачами выразил словами: «Врачам не к лицу уподоб­ляться соседям по ремеслу на площади». Он же в знаменитой «Клятве» сформулировал и цеховое обещание Учителю: «Считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими роди­телями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах, его потомство считать своими братья­ми и это искусство, если они захотят его изучить, преподавать им безвозмездно и без всякого договора, наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому».

В другом дошедшем до нас документе «Врачебныя этическия правила, составленныя комиссіей, избранной Обществом Кіевских Врачей и утвержденныя имъ в заседании 7-го октября 1889 года», тоже есть поучительные пункты, регламентирующие профессиональную этику:

<…>

21. В совещаниях нужно избегать даже и тени соперничества: напротив, следует быть в отношении к товарищам откровенным, правдивым и деликатным.

<…>

34. Врач, заменивший товарища, ничем не должен способствовать составлению дурного мнения о своем предшественнике.

<…>

42. В случае столкновения между врачами, касающегося их специальной деятельности, столкновение это, прежде всего, должно быть рассмотрено третейским судом из пяти врачей, избираемых Обществом Киевских Врачей ежегодно в следующем составе: Президент Общества Киевских Врачей, один профессор, один военный, один гражданский и один вольнопрактикующий врач. В случае надобности могут быть приглашены специалисты как эксперты.

Председатель Комиссии профессор Н. Хржонщевский, президент Общества Киевских Врачей

Всегда ли врачи соблюдали эти положения?

К счастью, да. Так уж сложилось, что врачебное сословие во все века пополнялось из среды разночинцев, для которых честь, достоинство, мораль, совесть — не простые слова. Врачей, вышедших из люмпенов или верхушки аристократии, аморальных по своей сути, практически не было.

Но не все так безоблачно. История накопила немало противоположных примеров. Мир «белых халатов» — только слепок того общества, в котором приходится жить, поэтому все его пороки неизбежно проявляются и в среде врачей.

Злодейство многогранно. Это и доносы, и «подставы», и клевета, и попытки, часто небезуспешные, вытеснить «коллегу» с официальных позиций, лишить практики, очернить в глазах пациентов, обывателей и, что особо опасно, в глазах «власть имущих», склонных к быстрой расправе. В академической среде добавляется необъективная критика, замалчивание достижений конкурента, присваивание его идей, лишение научной и педагогической трибуны. Особо изощренная форма злодейства — склонение к предательству учеников. К сожалению, это было, есть и, наверное, будет…

Проходит время. Постепенно все становится на свои места. Интриганы и предатели, за редким исключением, становятся безымянными, а их жертвы, оболганные и гонимые, возрождаются из пепла. Но это, к сожалению, слабое утешение. Признание почему-то любит настигать своих героев посмертно…

История не имеет сослагательного наклонения. Что было — то было, но забывать об этом не стоит. Особенно сейчас, в эпоху поклонения «золотому тельцу» с его культом аморальной конкуренции и прогрессирующего цинизма… Может быть, приведенные ниже истории будут поучительными и остановят кого-то у края падения в бездну аморальности, интриг и предательства.

***

Предание о Пантелеймоне

Страстотерпче святый и целебниче Пантелеимоне, моли Милостиваго Бога, да прегрешений оставление подаст душам нашим.

Тропарь, глас 3

Настоящим памятником врачу-гуманисту, пострадавшему от зависти коллег с использованием клеветы, доносов и разногласий с власть имущими по идеологическим мотивам, является христианское предание о святом Пантелеймоне (Пантелеоне). Некоторые положения его выглядят, на первый взгляд, наивно, но поучительны не способы лечения — молитвы, а реакция и поступки «коллег».

Святой великомученик и целитель Пантелеймон родился в конце III в. в Вифинии (Малая Азия) в городе Никомидия (резиденция императора Диоклетиана). Медицинское образование он получил по личному указанию тирана Максимиана у знаменитого врача, язычника Евфросина. Учеником он оказался талантливым. Еще не будучи врачом, он стал известен успешным излечением пострадавшего. Церковное предание гласит, что «однажды, возвращаясь от учителя, юноша увидел лежавшего на дороге мертвого ребенка, укушенного ехидной, которая извивалась тут же рядом. Исполнившись сострадания и жалости, Пантелеймон стал просить Господа о воскрешении умершего и умерщвлении ядовитого гада. По действию Божественной благодати ребенок ожил, а ехидна разлетелась на куски».

Предание преданием, но, как считает Церковь, именно этот случай сильно повлиял на юного Пантелеймона и его решимость стать христианином.

Врачебная карьера Пантелеймона-христианина изначально развивалась довольно успешно и стремительно. Однажды к нему привели слепого, которого никто не мог исцелить. «Свет глазам твоим возвратит Отец света, Бог истинный, во имя Господа моего Иисуса Христа, просвещающего слепых, прозри!». Слепец, конечно, тотчас же прозрел физически, а вместе с ним духовно прозрел и отец самого Пантелеймона — Евсторгий, после чего они приняли святое Крещение.

Чудо прозрения слепого стало известно народу. Авторитет Пантелеймона укрепился. «Безмездность» и волонтерская деятельность по оказанию помощи узникам темницы добавляли популярности молодому врачу. Понятно, что конкуренты простить успех коллеги не могли. Ситуация осложнялась тем, что Пантелеймон был действительно удачливым врачом. По профессиональным качествам устранить его было невозможно. А ждать, пока он споткнется? Был избран иной путь низвержения, кстати, ставший почти «классикой» и небезуспешно используемый интриганами сегодня.

Во-первых, необходимо было усыпить бдительность Пантелеймона. Поэтому: «Но хотя устами врачи лицемерно и хвалили святого, а между тем от зависти в сердцах своих задумывали злое».

Во-вторых, усилия оппонентов были направлены на поиск и сбор компромата. «Они наблюдали за святым, отыскивая против него какое-нибудь обвинение, чтобы его погубить. Врачи узнали, что Пантолеймон ходит в темницы и исцеляет раны узников, страдающих за Христа».

Теперь оставалось найти исполнителя расправы и «бросить зерна доноса в хорошо унавоженную почву». Лучшего претендента, чем царь Максимиан, каленым железом искоренявший ростки христианства, найти было сложно.

И наступил третий этап многоходовки.

«Царь! Юноша, которого ты повелел научить врачебному искусству, желая иметь его при себе в твоих палатах, презрев столь очевидную к нему царскую милость, обходит темницы, врачуя узников, хулящих богов наших, одинаково с ними мудрствуя о наших богах и склоняя других к такому же зломудрствованию. Если ты не погубишь его в скором времени, то немало причинишь себе беспокойства, ибо увидишь, как многие, благодаря его прельщающему учению, отвратились от богов. В самом деле, врачебное искусство, которым Пантелеймон исцеляет, он приписывает не Эскулапу или другому из богов, а какому-то Христу, в которого веруют все, кого Пантелеймон лечит».

Далее события развивались трагически. Свидетелем был привлечен прозревший слепец. Его показания чуть не развалили сшитое белыми нитками дело. «Царь! — отвечал он. — Врачи, которых ты видишь вокруг себя, прилагали много забот в течение долгого времени к моему излечению; они взяли все мое имущество и не только не принесли мне никакой пользы, но лишили меня и того малого зрения, которое я имел, и вконец ослепили меня. Пантелеймон же одним призванием имени Христова сделал меня зрячим. Теперь ты уж сам, о царь, рассуди и реши, кто лучший и настоящий врач: Эскулап ли и прочие боги, в течение долгого времени призываемые и нисколько не помогшие, или Христос, только один раз Пантелеймоном призванный и тотчас давший мне исцеление».

Никакие угрозы и посулы Максимиана не смогли склонить пациента к предательству врача, вернувшего ему зрение. Это и решило его участь. Благо, мотив приговора был под рукой — искоренение христианства. «…И была усечена глава доброго исповедника имени Иисуса Христа, и он отошел, дабы лицом к лицу в немерцающем небесном свете видеть Того, Которого исповедал на земле, получив телесное зрение». Его тело святой Пантелеймон выкупил у убийц и похоронил возле тела своего отца.

Отсутствие свидетельских показаний как доказательной базы обвинения не смутило тирана. Машина насилия уже была запущена. Наступила очередь Пантелеймона.

Царь Максимиан, как прожженный интриган, попытался, изображая «доброго следователя», сыграть на моральных чувствах подследственного. Без всякого гнева, кротко начал убеждать: «Тебе, кажется, небезызвестно, сколь великое я обратил на тебя внимание и сколь великую явил к тебе милость: и в моем дворце ты принят, и учителю твоему Евфросину приказал я поскорее научить тебя врачебному искусству, дабы ты всегда находился при мне; ты же, презрев все это, перешел к врагам моим. Но, впрочем, не хочу верить тому, что говорят о тебе, ибо люди привыкли говорить много неправды. Поэтому призываю тебя самому рассказать о себе правду и обличить лживую на тебя клевету завистников, в присутствии всех принеся, как подобает, жертву великим богам».

Пантелеймон и не думал отрицать смену вероисповедания: «Делам больше, нежели словам, нужно давать веру, о царь! Ибо истина гораздо более познается из дел, чем из слов. Итак, поверь рассказам обо мне: я отрекаюсь от Эскулапа и прочих ваших богов и прославляю Христа, потому что из дел Его я познал: Он Единый Истинный Бог. Выслушай хотя бы вкратце дела Христовы: Он сотворил небо, утвердил землю, воскрешал мертвых, возвращал зрение слепым, очищал прокаженных, поднимал с одра расслабленных. Что подобного сотворили почитаемые вами боги? И могут ли сотворить?».

Для доказательства своей правоты Пантелеймон предложил провести «следственный эксперимент». «Если же теперь хочешь узнать всемогущую силу Христову, увидишь ее действие тотчас на самом деле. Прикажи принести сюда какого-нибудь больного, лежащего на смертном одре, относительно которого врачи потеряли надежду, и пусть придут ваши жрецы и призовут своих богов, а я призову Бога моего, и который из богов исцелит больного, тот пусть будет признан Единым Истинным Богом, прочие да будут отвергнуты».

Условия эксперимента Царю понравились: «И вот принесен был на постели человек, расслабленный в течение многих лет, который не мог пошевелить ни одним своим членом и был как будто какое-нибудь бесчувственное дерево».

Пришли и «…жрецы, служившие идолам и опытные во врачебном искусстве». Искушенные в интригологии, они предложили Пантелеймону первым проявить свое искусство и призвать своего Христа. Но на этот раз их прием не прошел, подсудимый возразил им: «Если я призову моего Бога, и Бог мой исцелит сего расслабленного, то кого же будут исцелять ваши боги? Но пусть вы сначала призовете ваших богов, и если они исцелят больного, то не нужно будет призывать моего Бога».

Предание гласит: «Жрецы начали призывать своих богов — один Эскулапа, другой Зевса, тот Диану, другие иных бесов, и не было заметно ни голоса, ни внимания. И долго они упражнялись в своих богопротивных молитвах без всякого успеха». Пантелеймон же, видя их напрасное старание, посмеялся. Увидев его смеющимся, царь предложил ему продолжить исцеление.

Подойдя к постели, Пантелеймон «возвел очи свои на небо» и произнес: «Господи, услышь молитву мою, и вопль мой да придет к Тебе. Не скрывай лица Твоего от меня; в день скорби моей приклони ко мне ухо Твое; в день, когда воззову к Тебе, скоро услышь меня» (Пс. 1. 1, 2–З) и «…яви всемогущую Твою силу перед незнающими Тебя, ибо все возможно для Тебя, о Царь сил!». Тотчас больной, прикованный к постели, встал, почувствовал крепость во всем теле, ходил, радовался и, взяв свою постель, понес ее в свой дом.

Такого триумфа христианства жрецы-врачи, служившие идолам, перенести не могли. Пантелеймон стал опасным конкурентом не только во врачебной практике. Рушилась вся идеологическая основа государства. Понятно, что судьба его была предрешена: «Если он останется в живых, то уничтожатся жертвоприношения богам, и мы будем осмеяны христианами; погуби его, о царь, как можно скорее».

Опустим описание тех чудовищных мучений, которые пришлось перенести Пантелеймону. Заметим лишь, что «попутно» Максимиан уничтожил многих симпатизирующих христианству. Но сломить Пантелеймона не удалось.

И воины повели мученика на усекновение вне города. Пантелеймон, идя на смерть, пел псалом Давида: «Много теснили меня от юности моей, но не одолели меня. На хребте моем орали оратаи, проводили длинные борозды свои» (Пс. 128, 2–3).

Пантелеймон издревле чтится православным миром. Уже в IV в. были воздвигнуты храмы во имя Святого в Севастии Армянской и Константинополе. По преданию, «кровь и молоко, истекшие при усечении святого», хранились до X в. и «подавали верующим исцеления». Мощи великомученика Пантелеймона частичками разошлись по всему христианскому миру. Особенно много их на горе Афон. Голова Святого, помещенная в драгоценный ковчег, «яко превеликое сокровище» хранится в алтаре, в Русском Афонском Свято-Пантелеймоновом монастыре.

Имя святого великомученика и целителя Пантелеймона призывают при совершении таинства Елеосвящения, освящения воды и молитве о немощном. В Никомидии накануне 27 июля — дня памяти святого великомученика — совершается торжественный крестный ход с чудотворной иконой Святого.

«О великий угодниче Христов, страстотерпче и врачу многомилостивый Пантелеимоне! Умилосердися надо мною, грешным рабом, услыши стенание и вопль мой, умилостиви Небеснаго, Верховнаго Врача душ и телес наших, Христа бога нашего, да дарует ми исцеление от недуга, мя гнетущаго. Прими недостойное моление грешнейшаго паче всех человек. Посети мя благодатным посещением. Не возгнушайся греховных язв моих, помажи их елеем милости мя; да здрав сый душею и телом, остаток дней моих, благодатию Божиею, возмогу провести в покаянии и угождении Богу и сподоблюся восприятии благий конец жития моего. Ей, угодниче Божий! Умоли Христа Бога, да предстательством твоим дарует здравие телу моему и спасение души моей. Аминь».

***

Преподобный Агапит — «врач безмездный»

Витии многовещаннии не возмогут достойно воспети подвиги чудотворений твоих, блаженне Агапите, мы же таковым подвигом дивящеся, дерзаем венчати тебе, аще и недостойнии, похвалами таковыми: радуйся, на скрижалях сердца твоею Закон Христов написавый. Радуйся, от глубины сердечныя, добрая и душевноспасительная наставления человеком износивый. Радуйся, пещерный гражданине, грады и веси наполнивый славою твоих чудотворений. Радуйся, Богом возлюбленный и ближними твоими благословляемый. Радуйся, образ совершенства о Христе в себе явивый. Радуйся, иго Христово благое и легкое искренне возлюбивый. Радуйся, Aгапите, душевных и телесных недугов скорый целителю.

Икос 9

Печерский Патерик донес до нас главу 27 «О святом и блаженном Агапите, безмездном враче». Он был из самых знаменитых врачей того времени. Преподобный Агапит, прозванный «врачом безмездным» (денег за лечение он не брал), лечил и монастырскую братию, и мирян, которые обращались к нему за помощью. Он был очень популярен среди всех слоев населения древнего Киева. Свое прозвище Агапит получил после того, как раздал нищим «щедрые дары» Черниговского князя Владимира Мономаха. Из летописи известно, что когда Владимир заболел, то к нему созвали не только местных врачей, но и всех известных врачей-иностранцев, живших в Русском государстве, однако «несмотря на их старания, болезнь усиливалась». Тогда обратились в Печерский монастырь к преподобному Агапиту. Тот послал князю лечебный отвар. В скором времени Владимир Мономах совершенно поправился. Поступок Агапита с дарами так потряс князя, что главным делом его жизни после выздоровления стала благотворительность. Древние предания сохранили для потомков основную заповедь Мономаха: «Странние и нищие накормляли и напояли, аки мати дети своя». Своим детям он завещал: «Избавите обидимаго, защитите сироту, оправдайте вдовицу». И дети свято выполнили наказ отца.

Внук Владимира Мономаха великий князь Ростислав Мстиславович после смерти своего дяди великого князя Вячеслава Владимировича (1154 г.) все его имущество и казну раздал монастырям, церквям, бедным, вдовам и странникам. Его сын, князь Роман Ростиславович, всю жизнь занимался благотворительностью, раздал всю свою казну, не оставив себе даже на погребение. Хоронили князя на народные пожертвования. Отношение народа к князю характеризует то, что за один день была собрана сумма, которая превосходила доход князя за целый год.

Однако не все было таким восторженно безоблачным. Люди грешны и редко прощают другим успехи. На каждого Моцарта есть свой Сальери. История донесла до нас, что популярность Агапита вызвала зависть у коллег-монахов, и прежде всего, у Вирменина, который до Агапита безуспешно лечил Владимира Мономаха. Вирменин был известен тем, что, взглянув на безнадежно больного, мог определить день и час его кончины. Но выздоровление одного боярина, которому он предначертал жить не более восьми дней, уменьшило его славу: боярин был исцелен преподобным Агапитом. Тогда, желая испытать Агапита, Вирменин прислал к нему осужденного на смерть, которому «дано было яду». Агапит излечил и его. Последним аргументом Вирменина была попытка отравить конкурента, но Агапит выпил яд, а он не подействовал. «Знает Господь, как избавлять благочестивых от искушения» (2 Пет. 2:9) по слову Своему: «если что смертоносное выпьют, не повредит им» (Мрк. 16:18).

Вот и не верь после этого пословице, что «…человек человеку — волк, а врач врачу — волчище».

На этой неудачной попытке убийства взаимоотношения монахов не закончились. Когда сам Агапит заболел, к нему пришел Вирменин и, осмотрев, сказал, что «кончина последует через 3 дня». Преподобный ответил, что Господь открыл ему, что призовет его только через 3 месяца. Разногласия в определении сроков смерти завершились обетом Вирменина стать православным монахом, если его предсказание не исполнится. Святой Агапит почил, как и прогнозировал, через 3 месяца (1 июня, не позднее 1095 года), а Вирменин пришел к игумену Печерского монастыря, покаялся и принял постриг. «Верно, что Агапит — угодник Божий, — сказал он. — Я хорошо знал, что нельзя ему было при болезни его пережить трех дней, а Господь дал ему три месяца. Отныне я оставляю армянскую ересь и истинно верую в Господа Иисуса Христа, для Которого желаю трудиться в святом иноческом чине». Так преподобный излечил душевный недуг и направил на путь спасения. Вирменин даже поселился в освободившейся обители Агапита.

Оба врача-монаха вошли в историю. Один — как олицетворение бескорыстия и гуманизма, другой — как завистник, покушавшийся на более удачливого коллегу.